Мы гордимся ими.

Тут и случилось то, о чем никто не думал и не гадал: димотов поддержал весь Константинополь, весь жилой комплекс и в первую очередь охлос — тот, самый многочисленный, константинопольский люд, у которого, кроме рабочих рук, ничего больше не было.
Он выше среднего француза. В переулках кабаре и посреди бульвара и совсем уж дешевые мим парень с мрачной решимостью сшибает тряпичным, мячом помятые жестяные консервные банки, стояли за горками, на прилавке этого своеобразного тира. Некоторым здесь весело — у людей разные вкусы. Но как далеко то веселье от тех изумительных карнавалов, описания которых читали мы до войны! И как не похоже все это на наши праздники.
Следующее утро, когда должна была состояться официальная церемония в честь годовщины победы, было пасмурным. На рассвете прошел дождь. Мы встретились, мысли в облаках как условились, с одним французским журналистом на площади Конкорд, чтобы оттуда пройти по Елисейским полям к Триумфальной арке, под которой покоится могила Неизвестного солдата, — там и назначен был парад. Я поделился со своим знакомым впечатлениями о вчерашнем вечере.
— Да, в городе сейчас не очень весело, — сказал он. — Вам следовало бы учесть, что для нас День Победы не только день торжества, но и день глубокого раздумья. Нам нужно многое обдумать и взвесить в этот день...
И он указал на шеренгу скромных мраморных дощечек, на которых высечены имена девяти французских патриотов, погибших в бою с немецким танком «тигр» вот здесь, на площади Конкорд, 26 августа 1944 года.
— Мы гордимся ими. Они уничтожили последнего немецкого «тигра» в сердце Парижа. Но я знаю — у вас на языке сейчас вопрос: а сколько таких «тигров» надо было подбить на востоке и сколько безымянных героев отдали там свою жизнь, чтобы вот этот бой здесь, на пляс де Конкорд, закончился победой горстки наших храбрецов? Что же, это резонный вопрос, ни один честный француз не будет этого отрицать...