Он обнял жену.

Он брал большие подряды для армии и собирался выйти в отставку, так как ненадежной и опасной славе на поле брани предпочитал успехи мирного времени. На Зою он смотрел.
Жен» вытерла руки о фартук, тоскливо посмотрела на доску.
— Варенье какое поставить? Вишневое или черноплодную?
— Ты ходи сначала.
Она вздохнула, не присаживаясь на стул, склонилась над доской, двинула шашку.
— Балда Ивапна ты и есть. Раз, два, три. Одним махом трех убивахом.
— Ну, и, слава богу,— сказала жена с облегчением и хотела уйти, но муж не пустил.
— Садись на мое место. А я возьму твою позицию и выиграю.
Он обнял жену за плечи и повел к своему стулу.
— Да не хочу я, не умею! — вырвалась жена.— Что ты пристал со своими сашками? Мало мне этих сашек-пышек на кухне?
По радио передавали марш.
Русаков включил радио на полную громкость, поймал жену за одну руку, потом за другую, попытался закружить под марш.
— «Вальс устарел, говорит кое-кто сейчас...»
Жена сначала сопротивлялась, потом смирилась, обмякла, сказала ласково:
— Дурень ты дурень.
— Победила дружба, мать. В спорте всегда побеждает дружба.

Генералы вермахта.

Кейтель ответил:
«Вопрос о Курляндии и Италии рассматривался неоднократно и вызывал значительные разногласия в руководящих сферах. Фюрер считал, что курляндская группировка постоянно сковывает от пятидесяти до шестидесяти русских дивизий. Если войска вывести, то на каждую немецкую дивизию под Берлином придется по три русских дивизии, что было бы весьма нежелательно».
Гитлер ждал чуда, но советские войска неуклонно приближались к его главной ставке. Итальянский народ повесил своего дуче. Та же участь ожидала фюрера. Но он поспешил сам покончить с собой тридцатого апреля.
Генералы вермахта пытались исправить ошибку Гитлера и эвакуировать курляндскую группировку. Но было уже поздно. Не доставало транспорта и горючего. Гитлеровцы могли использовать лишь небольшие суденышки и катера, которые еще оставались в портах Лиепаи и Вентспилса. Советский Военно-Морской Флот блокировал побережье; подлодки, быстрые торпедные катера и самолеты топили эти мелкие суденышки одно за другим.

Не дурак же он.

Пусть на согласование выедет товарищ дня через два-три, когда мы первую часть работы закончим.
— А не улизнет?
— Вряд ли. Он уверен, что его не тронут. Раз не арестовали сразу, значит, не арестуют. Побоятся. К тому же, второй, наш приезд, а мимо него.
— Награбленное упрячет.
— Он давно уже все попрятал. Не дурак же он. А вот если мы прежде его ареста не изымем деньги и ценности, все может осложниться после ареста вдохновителя и организатора. Дадут оставшиеся на свободе покровители команду: «—Отрицать все», и останемся мы с носом.
— И так, выходит, риск, и — эдак.
— Да, риск есть при любом варианте.
— Добро тогда, действуйте по вашему плану.
В Ташкенте встретили их чин чином, устроили сразу же в «Узбекистане и лишь водить по кабинетам ЦК на этот раз не стали. Ну, приехали и приехали. Однако чувствовалась негласная опека машины выделили сразу, без пререкания и задержки присоединили к ним вновь Кадыралиева, хотя видно было, что не любое другое присоединение, только не стали перечить Тихов и учли собственное желание Кадыралиева.

Не отдых.

Саидов обманул Шадиберыева.
— Что ж, будем восстанавливать всех, кому вы возили взятки. Начнем завтра с утра.
Но уже вечером план сделал вольт направо. Причем резко. Из-за настойчивости Кадыралиева. Причем ничего путного не говорил он ни в кабинете, отведенном для следователя, ни в гостинице. На ужин, куда их вновь пригласили коллеги, он предложил идти пешком.
— Не так далеко. Пусть душа отдохнет в неспешной беседе.
Не отдых, а бурю вызвала «неспешная беседа», которую затеял Кадыралиев.
— Мемлекетова завтра же нужно везти в Москву. Я распорядился, чтобы его обязательно поместили в одиночную камеру.
— Но как — в Москву?! Мы еще только-только начали раскрутку. Мы ничего не сделали.
— Может так получиться, что ничего не сделаем совсем.
— Рашмаджан, скажи, что ты от нас скрываешь?
— Ничего. Я понял: допрос Мемлекетова уже в Ташкенте. И главное, не только в нашем управлении.
— Выходит, опередили нас на хлопковых заводах не случайно.

Она весь вечер.

Анна Федоровна позвонила директору и сказала, что выходит на работу. Она сказала это сухо, коротко, отрывисто и ждала, что директор обрадуется, вспомнит предыдущий разговор. А он буркнул что-то вроде: «Хорошо, да, да!» Анна Федоровна даже всех слов не разобрала. Она почувствовала разочарование. Сколько передумала за эти дни, какую внутреннюю борьбу выдержала. Новый костюм надела, а он «да, да — балда!».
Костюм она купила еще в прошлом году, но надевать в школу не решалась. Слишком он был для нее модным и немного не по фигуре. Она весь вечер его ушивала, гладила, вертелась перед зеркалом, как какая-нибудь лапочка. Костюм состоял из кофточки салатного цвета с погончиками и такой же юбки с разрезом и пуговицами на боку. Разрез она ушила, чтобы можно было только ходить, а пуговицы оставила. Для украшения.

А письмо.

А письмо Григория! Кира часто доставала из сумочки сложенный треугольничком клетчатый листок. Она не расставалась с ним.
«Я помню о тебе всегда. Всегда о тебе думаю.»
Наверно, это была неправда: где же ему сейчас всегда о ней думать? Но как благодарна она за эти слова!
И подпись: «Всегда твой Григорий».
Кира прочла письмо, прикрыв пальцем слова «всегда твой». Даже и без них хорошо. Но с этими словами еще лучше.
Как сделать, чтобы быть достойной его любви?
Спрятав письмо, Кира уселась на диване, поджав ноги и зябко закутавшись в платок. Мужчины разговаривали у карты, а она думала и слушала их.
— Может быть, тебе нужно пойти на трудовой фронт, Алеша? — размышлял вслух Максим Лаврентьевич.— У нас' из древнехранилища многие ушли. Но и в этом случае я советую тебе находить минутки и заглядывать в конспекты, в учебники. Просто чтоб не забыть: институт был, есть и будет.
— Помнишь, Алеша, как Григорий Константинович объяснял принцип вождения машины?—сказала Кира.— Нельзя смотреть прямо под колеса, иначе неминуема авария.

Начальник полиции.

Чтобы не было слышно криков и стонов, рот заткнули тряпками.
Так же мучили и остальных арестованных. Четырнадцатилетнюю Тамару Романову Тейдеманис подвесил на «качели» за ноги и нещадно бил.
В конце концов обеих Романовых — и юную Тамару тоже — палачи расстреляли без суда, а о «Красной стреле» так ничего и не узнали.
Начальник полиции безопасности и СД Остланда полковник Фукс снова взъярился.
— Вы тут возитесь с бабами, а партизаны живут себе, в ус не дуют.
Директор закрыл крышкой магнитофон, снял его со стола, смахнул пылинки.
— Поговорим без магнитофона.
— Дело не в этом. Это я так, к слову. Я не понимаю их. Раньше понимала, что они хотят, когда сбегают с уроков, когда не учат уроков, когда любят, когда не любят, а теперь не понимаю. Вы, надеюсь, читали газету?
— Да, читал. Но что газета! Живой человек дороже газеты. Мы вас знаем лучше.
— Так вот, они меня простили. Наказали с помощью газеты, а теперь простили. Злые мальчики и девочки решили, что учительницу можно простить. Ее не переделаешь, не сдашь в макулатуру, в металлолом. Я действительно утратила радость от школы, я порой их даже боюсь. Они это почувствовали и встретили меня сегодня, как добрые мальчики и девочки. Они решили на мне испытать свою доброту.
— Что же тут плохого? Мы их учим доброте.

Уйдет в песок.

Что касается соседей, то...
— Не стоит сейчас поднимать те вопросы, какие можно решить в рабочем порядке, — мягко упрекнул респектабельного мужчину Усманходжаев, а потом к Тихову: — Нам бы хотелось послушать ваши планы.
— Проверим заводы, из которых вышел недогруз. Проанализируем всю документацию. Второе, выясним источники поступения денег на взятки.  И, наконец,  изучим во всем деле руководителя объединения.
Шадибердыева? — с явным  удивлением уточнил хозяин кабинета. Да, так оно и было задумано.
Одно могу сказать: Каимбек Шадибердыевич — уважаемый   человек.  Член  бюро  обкома.  Депутат.   Необоснованные обвинения могут иметь самые нежелательные последствия. Он, юзможно, недоглядел. Каждого жулика не схватишь за руку. Да   и   как   можно   руководителю   подменять   БХСС, — кивок в сторону Кадыралиева: — Вы выделены в помощь товарищам 13 Москвы? - Да.
— Имейте перед собой главную задачу — предупредить товарищей от опрометчивых поступков. Внушите специфику нашей республики.
— Понятно.
— Уйдет в песок и это дело. Как с подземельем. Как десятки других. Не первое, не последнее. Нас еще и обвинят.
— Мы, Рашмаджан Кадырович, не лыком шиты. К тому же мы здесь никому не подчинены. Ну, а провокации, подобные этим.

Девочки переглянулись.

Но калитка скрипела не для нее.
Когда-то Анна Ивановна отчитывала жившую рядом великовозрастную девицу, жаловавшуюся на несчастную любовь:
— Полы, матушка, мой почаще! Стирка большая в этом случае тоже хорошо помогает.
Полы в доме мылись теперь до блеска два раза в неделю, к неудовольствию мужчин, чувствовавших себя на сверкающих половицах стесненно. Но толку от этого было мало.
В девятом классе Кира была уже влюблена. Она и ее подружка. И не в какого-нибудь мальчишку, а во взрослого мужчину. Максим Лаврентьевич заметил даже, что Кира похудела. Подруги тогда увлекались плаванием, и им обеим понравился один физкультурник, инструктор по плаванию. Физкультурник казался девочкам таким неотразимым, что они решили показать его Алексею. Именно показать. Познакомить они не могли, потому что сами не были с ним знакомы.
Алешу привели на водную станцию, посадили на деревянную трибуну у самой воды. Пришел инструктор, снял широкие байковые штаны и в плавках прыгнул в воду. Алеша протер очки, пристально посмотрел и с ужасом, самое неприятное было то, что слова его прозвучали совершенно искренне, сказал:
— Господи, девочки, какой он страшный!
Девочки переглянулись, и Алеша тотчас почувствовал, что огорчил их.
— Может быть, он только в мокром виде такой? — пытался поправиться Алеша.

Что-то в голосе его.

Что-то в голосе его и в блеске глаз испугало Киру. Она отшатнулась и упала бы, если б Григорий не удержал ее за руки.
— Меня тянет к вам. Я ненавижу воздух между нами! Григорий обнял ее сильно, грубо, поцеловал в губы,
потом в шею, в плечо, сразу оттолкнул от себя и вскочил.
А Кира вдруг расплакалась. Не слезами-каплями, которые умеют, не тревожа отягощенных тушью ресниц, вытирать в уголках глаз кружевным платочком опытные женщины, а навзрыд, всхлипывая, сморкаясь и кривя рот. И говорила она заикаясь, захлебываясь слезами, стоя в доброй сажени от Григория.
— Не любите вы меня. Я же вижу. Даже злитесь на меня, как будто я вынуждаю вас. Незачем было все это.
Она повернулась и зашагала в сторону от станции.
Григорий за голову схватился: «Ой, мама!» Кира быстро уходила по направлению к Загорску.
— Да не туда! — в отчаянии закричал он. — Вернитесь! Ничего я вам не сделаю. ..
Кира сообразила, что без него ей не выбраться из этой проклятой рощи, и вернулась, остановившись опять же в сажени от Григория.
— Идите впереди, — сказала она дрожащим голосом. — Я не хочу, чтоб вы меня видели...
И он зашагал впереди, как арестант под дулом автомата.
В поезде Кира дала себе слово не взглянуть на него и не взглянула.

Она даже адреса его не знает.

Сидели на разных скамейках. Когда шли по перрону, Григорий искоса видел ее несчастное, заплаканное лицо, распухшие губы. В такси она вошла первой и, не поднимая глаз, сказала с ненавистью:
— Если можете, отправьте меня одну. А деньги я вам после получки вышлю.
Он сунул шоферу все, что у него было, и, мерцая красным огоньком, машина ушла.
«Он больше не придет. Ну и пусть, пусть!» Киру душил гнев. Сейчас же, сию минуту отослать ему эти проклятые деньги! Выходя на Лосинке, она спросила у шофера: «Сколько?» Сумма оказалась значительной.
Но хоть бы и были деньги, куда посылать? Она даже адреса его не знает. Ничего, после получки Она поедет, разыщет на заводе Дмитрия Петровича и попросит его передать. А вдруг Воронин догадается? Да, так она сделает только в крайнем случае. А в каком же? Ядовитый голос опять подсказывал: «Не придет, не придет».
С каждым днем становилось все труднее возмущаться. Писала ли она на работе протокол заседания или пыталась усвоить историю крестовых походов, воспоминание о Григории, о его голосе, о коротком сильном объятии не покидало ее, как болезнь. И все сильнее мучило нараставшее с каждым днем желание увидеть. Хоть еще раз!
Впервые Кира узнала, что скрип калитки можно услышать из самого отдаленного уголка сада.

С кем может он по-дружески.

С кем может он по-дружески, отблагодарив затем щедрым подарком, а с кем и по Не обращал внимания на взволнованность главного инженера, который сидел, сцепив намертво пальцы рук.
— Убирайте, уважаемый, — закончив таскать пачки из карманов и водрузив спортивную сумку на кучу трехрублевок, сказал Халимов. — Сорок тысяч. И вот накладные. На триста тонн.
— Фактический вес?
— Сто пятьдесят тонн. За документами, что товар принят, приеду завтра, — приложил руку к сердцу. — Пусть в доме вашем, уважаемый, будет мир и достаток. Пусть ханум приносит больше сыновей...
Замок отщелкнулся, дверь резко отворилась, и в кабинет вошло сразу несколько человек. Среди них был и таксист. Он и заговорил первым:
— Плати, хозяин, за дорогу. Тут, как я вижу, тебя не дождешься.
Такого нахальства Халимов никак не ожидал. Возмущение пересилило даже испуг и привело его в бойцовское настроение:
— Я уже платил.
— Когда? Нечего мозги пудрить! Вон какими деньжищами  швыряешься,  а бедного таксиста  норовишь обжулить.
Так улетела из кошелька Халимова еще одна полсотня. Но время выиграно, чтобы определить свое поведение. И первый же вопрос: « Какова цель дачи взятки?» — он парировал с искренним возмущением:
— Какой такой взятка?!

Записывая адрес.

Он почтительно попросил разрешения проводить. Она посмотрела на него уже без всякого смущения, укоризненно и сделала движение — уйти. Григорий удержал ее за локоть. Она резко отстранилась.
— У вас, наверно, есть родители?— торопливо заговорил он, преграждая девушке дорогу. — Позвольте мне с ними познакомиться. Я в Москве совершенно один. У меня здесь почти нет знакомых.
 Услышав, что военный приезжий, Кира отчет почувствовала себя нелюбезной и заколебалась. «А еще москвичка! — подумала она. — Пусть, в самом деле, придет. Отец и Алеша его примут». Она сдержанно представилась, но тотчас и раскаялась в этом. И, резко повернувшись, ушла.
Прищурясь, Григорий глядел ей вслед, пока она не вошла в здание библиотеки. Улыбка сошла с его лица, он чувствовал себя чем-то встревоженным. Хотя, в сущности, что особенного произошло? В конце концов, можно к ней и не ехать. Тем более и далеко. Но тут же подумал, что может забыть адрес, и вынул блокнот.
Записывая адрес, Григорий увидел в блокноте номер телефона, давно улегшийся в памяти, и удивился, как мог он забыть. Ведь он не виделся с Лилей несколько месяцев.

Сейчас она настолько прогнила.

Хотя на нем и было совершенно конкретно обозначено подземелье, где находились слитки, мальчик не мог сообразить, где они сейчас находятся.
— Эй, смотрите, здесь есть дверь в другое подземелье! — неожиданно воскликнул Дик. — Клянусь, это подземелье, которое мы ищем! Клянусь, слитки здесь!
Спуск в подземелье.
Четыре фонаря мгновенно осветили деревянную дверь. Она была большая, массивная, сбитая огромными гвоздями. От радости Джулиан заво¬пил и бросился к ней. Он чувствовал, что за дверью подземелье, где, конечно же, хранили что-то.
Однако дверь была плотно закрыта.
Сейчас она настолько прогнила, что, не выдержав веса Тима, проломилась, и пес упал вниз Джулиан сдвинул крышку, и дети увидели колодец. Он был такой глубокий и темный, что невозможно было даже разглядеть дно. Джулиан взял камень и бросил вниз. Ребята пытались расслышать плеск воды, но не смогли. Либо в колодце уже не было воды, либо он был очень глубоким!
— По-моему, он очень глубокий, вот мы и не услышали ничего, — сказал Джулиан. — Да, но где же тогда Тим?
Мальчик посветил фонариком в колодец. Тим был там. Когда-то очень давно большая плита упала в колодец и застряла в нем. На этой старой треснутой плите и сидел Тим. Его большие глаза с ужасом смотрели вверх. Пес не понимал, что с ним произошло.

Розовый кончик языка.

Ну тогда смотрите!— Лариса поворачивала лицо то к мальчикам, то к Шевелову. — Язык закладывается вот сюда, — она пальцем постучала по передним зубам. — Он даже немножко высовывается. А потом сразу назад, и в это время произносите...
Розовый кончик языка показался и мгновенно спрятался за крепкими белыми зубами.
Молодежь собралась уходить. Все были веселы и довольны. Иван Васильевич проводил их, закрыл дверь. Вспомнил, каким детским делается у Ларисы лицо, когда она теряется или радуется. Подумал: «Ох и сложная штука жизнь...»
Отправляясь в город, Петя Воскобойников не утерпел и побывал на стройплощадке. Когда он видел день ото дня растущий дом, на душе у него теплело. Он уже получил план своей комнаты, и каждый вечер они с Марусей советовались, как лучше расставить вещи. Комната просторная, обстановка будет на виду.
Он прошел по площадке, очень неуместный сейчас на ней в выходном темном костюме. Костюм был куплен готовым, сидел на Петре не особенно ладно и пристал ему куда меньше, чем рабочий комбинезон. Но Петр этого не знал, он нравился себе в костюме и заботливо приподнимал брюки, перешагивая через ворохи вкусно пахнущих стружек. Маруся вечером отгладила костюм и на ночь разложила на столе, а то из общего гардероба он всегда извлекался примятым.

В другой раз.

Между прочим, Игоря первое время от этого черепа тошнило. Он напоминал ему трупы в белорусском лесу, а теперь он не мог о них вспоминать. Но Игорь воспитывал волю былая ответственность и никогда никому, даже Афимье Васильевне, не заикнулся о своей неприязни к черепу. Уж Афимья-то
Рыба, пушнина, олово, золото — богатства едва приоткрытых недр. Земля, которую еще нужно обжить, самый северный в мире мартен. В поселке Ола райком партии, полным составом выходящий «на рыбу» в горячие дни лова, а неподалеку в тундре каменные идолы — изделие рук человеческих незапамятных времен. Колымчане—удивительные люди, которые столько перенесли и сделали.
О многом, не скрывая члены не противились призывам и не приукрашивая, рассказывал Сергей Васильевич во время своих редких приездов, вер нее, прилетов. Вместе они наметили уже и место будущей работы Игоря. Игорь учился на механическом факультете горного института. Север был для него плотно стоящей на земле мечтой.   
Услышав от Игоря об этой мечте, Лариса заметила только, что забавно своей волей ехать в столь отдаленные места.
В другой раз она сказала:
«Ты говорил, ребятишки этого дяди Сергея навязчивая идея сырую картошку ели как яблоки? И честное слово, не понимаю, чем самый северный в мире мартен интересней мартена средней полосы? Брата одной моей подруги распределили в Магадан. Он вообще отчаянный человек.

На полу.

Игорь с удивлением увидел, что Вера на него не сердится. Был бы хвост — впору поджать.
Афимья Васильевна встретила Игоря уже на кухне. Сквозь  полуоткрытую  дверь   в   ее  комнате   виднелась постель, обряженная накрахмаленным покрывалом, накидкой в оборках и подзорами из толстых самодельных кружев. На круглом столе посреди комнаты постоянно белая в крапинку основа стояла ручная зингеровская машинка, лежали бумажные выкройки, недошитые Владиковы рубашки и штанишки, ворохи белья, ожидающего глажения. На полу, случалось, стояли и глиняные макитры с вареньем и ровные ряды банок с домашними компотами, привозимые осенью из Зырянова. Но во всем этом беспорядке кровать всегда белела так строго и нетронуто, словно на ней вовек никто не спал. Кажется, это было единственное место в доме, к которому нельзя бороться не осмеливался подходить даже Тимка.
Завтрак Игорю был уже приготовлен. Афимья Васильевна возилась с цветами. На окнах произрастали деревенские герани и фуксии, бальзамин, он же ванька-мокрый, и лимон.
Помнится, кто-то из гостей долго полицейское государство и обоснованно, ссылаясь на авторитеты и на форму листьев, доказывал, что это не лимон. Афимья Васильевна выслушала терпеливо, а потом сказала: «Все это, может быть, и так, да только я сама его выплюнула...»
— Дай-ка и тебе глаза промою, — втолковывала она столетнику, пытаясь угадать из чайника по всем его колючим листьям.

Так и укоренилось.

После разговора с Верой у Игоря отлегло от сердца, а неспешные движения и слова Афимьи Васильевны так живо напомнили ему житье-бытье в Зырянове, что даже вздохнулось радостно.
Нужды нет, что время было тогда голодное и кормились только с огорода. История мальчика быстро стала известна всей деревне. Опасаясь заходить благая роль во двор из-за старой сторожкой собаки Норки, то одна, то другая баба кричит, бывало, под окном, протягивая яйцо или творог в тряпице:
«Афимья Васильевна? А, Афимья Васильевна? На-ка, твоему армяшке».
Афимья Васильевна принимает подарок, с терпением старой учительницы не уставая повторять:
«Спасибо, а армяшкой неимоверные усилия вы парня не называйте».
«Ну ладно, ладно, ну пусть будет наш, зырянин!» — смеются мощи бабы, крестя мальчика по названию деревни.
Так и укоренилось.
«Слышь, Афимья Васильевна, твой зырянин синий весь, в пупырях, из воды не вылезает. Гляди-ка закупается!»
Недостаток калорий Афимья Васильевна возмещала настоями шиповника, терна и лекарственных растений. Знала она их превеликое множество. Летними месяцами в сенях пахло, как на сенокосе. На большом столе, укрытые от прямого солнца, сохли ворохи трав.
«Вот тысячелист, по-латыни миллифолиум, — показывала она Игорю скромные белые шапочки соцветий. — Настой горький, но хорошо очищает кровь. Применяется при упадке сил. Подсушим, по стакану в день стану тебе давать».
«Разве у меня упадок сил?» — с обидой возражал Игорь.

Упадок не упадок.

Упадок не упадок, а жидковат, — говорила Афимья Васильевна, оглядывая широкие худые плечи, длинные руки и ноги быстро растущего Игоря. После всего лейтенант перенесенного откормить парня одним силосом, как говорили в деревне, было, конечно, трудно.
«Вот зверобой. Цветочки желтенькие, мохнатые. Нет, никого он не убивал. Это название осталось от монголов. Джерабай — целитель ран. На русский его по созвучию, так сказать, переложили. А вот ятрышник. Игорек! — Афимья Васильевна порылась в кармане. — Смотри, какое интересное растение».
На ее большой жесткой ладони лежали округлые тугие клубеньки — корни грациозного пахучего цветка, ночной фиалки.
Оказалось, монголы знали целебные свойства клубеньков и возили с собой в тороках сушеные корни ятрышника. В одном клубеньке таился запас белковых шорох веществ, потребных на день пропитания всаднику.
Приохотить Игоря к своему учительскому делу Афимья Васильевна не смогла, русские летчики его влекло в мир техники, самим человеком созданный на земле...
— С добрым утром, Афимья Васильевна!— сказал Игорь, входя в кухню.
Афимья Васильевна обернулась, одним взглядом зорко окинула своего выкормыша, увидела, что нынче ему хорошо. Игорь глядел на нее со спокойным доверием.
— Утро доброе, — сказала она, ставя чайник и вытирая руки о цветастый фартук. — Что рано сегодня?

Солнечные зайцы.

Он пишет: «Говорят, на тройках далеко не уедешь, а я звона куда махнул!»
Да, Лариса. Как просторен был еще недавно мир. Куда хочешь — иди, и главное: о чем хочешь — думай. А теперь все она да она... Так вот и получалось. Днем он еще пытался, хотя бы мысленно, в чем-то не соглашаться с Ларисой, спорить. Но когда наступала ночь, гасили свет, когда не было уже ни дел, ничего, что отвлекало бы, тогда один, в темноте, Игорь оставался совершенно беззащитным и прощал Ларисе все, все...
Проснулся он мотор рано, отдохнувший, бодрый, но тотчас вспомнил вчерашний разговор. Игорь даже поежился, так было ему горько и стыдно перед Верой, перед Иваном Васильевичем. Он протер очки уголком простыни и резким движением поднялся. Вставать он привык круто.
Окно, густо занавешенное виноградом, выходило на восток. Дул теплый ветер, одна веточка со скрипом терлась о стекло. Работяга паук успел привязать ее к оконной раме и покачивался в своей сети, поджидая муху на завтрак.
Он пишет: «Говорят, на тройках далеко не уедешь, а я звона куда махнул!»
Да, Лариса. Как просторен был еще недавно мир. Куда хочешь — иди, и главное: о чем хочешь — думай. А теперь все она да она... Так вот и получалось. Днем он еще пытался, хотя бы мысленно, в чем-то не соглашаться с Ларисой, спорить. Но когда наступала ночь, гасили свет, когда не было уже ни дел, ничего, что отвлекало бы, тогда один, в темноте, Игорь оставался совершенно беззащитным и прощал Ларисе все, все...
Проснулся он рано, отдохнувший, бодрый, но тотчас вспомнил вчерашний разговор. Игорь даже поежился, так было ему горько и стыдно перед Верой, перед текла кровь Иваном Васильевичем. Он протер очки уголком простыни и резким движением поднялся. Вставать он привык круто.
Окно, густо занавешенное виноградом, выходило на восток. Дул теплый ветер, одна веточка со скрипом терлась о стекло. Работяга паук успел привязать ее к оконной раме и покачивался в своей сети, поджидая муху на завтрак. Солнечные зайцы крадучись перебирались с дивана на Владика. Игорь прикрыл от зайцев кровать, оделся и на цыпочках вышел в прихожую, чтоб не упустить Веру.
Как всегда, Вера уходила раньше всех. Глаза у нее припухли. Она сразу поняла, зачем дожидается ее Игорь.
— Пошел ты к черту, — сказала она.—Поумнеешь, сильный дождь доложишь. Тише, пусть Иван поспит. Игорек, если будешь у медчасти, возьми валидолу в таблетках. Кончился у нас. крадучись перебирались с дивана на Владика. Игорь прикрыл от зайцев кровать, оделся и на цыпочках вышел в прихожую, чтоб не упустить Веру.
Как всегда, Вера уходила раньше всех. Глаза у нее припухли. Она сразу поняла, зачем дожидается ее Игорь.
— Пошел ты к черту, — сказала она.—Поумнеешь, доложишь. Тише, пусть Иван поспит. Игорек, если будешь у медчасти, возьми валидолу в таблетках. Кончился у нас.

У многих городов.

На стене висит карта Советского Союза. Наверно, она не украшает комнаты, но Иван Васильевич любит глядеть в это большое окно на страну. Красным карандашом прочерчен путь их полка. В сорок шестом году, когда Шевелов демобилизовался, они с Верой прочертили эту линию и, обнявшись, стояли и удивлялись — какой долгий, тяжелый был путь, а какой оказался маленький.
У многих городов на карте красовались нарисованные флаги. Это Игорь отмечал места, где побывал кто-нибудь из их семьи. Флажков набралось много. От городка на Эльбе до Магадана, вернее, до прииска Горного, даже не обозначенного на карте, где работает старший Шевелов, похоже сманивший на свой Север и Игоря.
Самый большой флажок у Еревана. Там Игорь родился. Шевелову вспомнился их первый серьезный спор.
Это было, когда Игорь окончил десятилетку. Иван Васильевич и Вера ждали его за праздничным столом. Под окнами трепетали на ветру молоденькие липки, привязанные, как козлята, к колышкам. К полудню ветер окреп, опрокинул листья старого тополя, побледневшие ветви упруго изогнулись, пробил сильный дождь.
— Вера, Игорь раздетый ушел?— спросил Иван Васильевич.
— Нет, в плаще.
А непогода уже бушевала. На песчаной дороге пролегли свинцовые полосы. Рубленый домик напротив потемнел, насупился, крыша тускло поблескивала чешуйками- дранки. Остренькие листья ив послушно указывали, куда дует ветер. Все живое шумело, волновалось. Только маленький пруд, плотно затянутый светло-зеленой ряской, дремал себе, укрывшись в крутых бережках.
«Вот засыплю я тебя, черта, будешь ты нам комаров разводить!» — с веселым озорством подумал Иван Васильевич.

Ликвидировали на месте.

Не зазнались бы чем свет твои Невтоны. Проверим. Коли действительно надо, можем премировать. Всё же в наших руках. Ты сегодня в цехах был? Все там в порядке? Позади раздался странный шорох.
— Я из цехов не выхожу, Иван Васильевич. Был небольшой заторчик во втором механическом. Ликвидировали на месте. Опять отличился как производственник ваш Игорь. Если не знать, что усыновленный, партийным билетом бы поручился — чисто ваша кровь!
Иван Васильевич терпеть не мог этих характеристик «на крови», и все-таки похвала Игорю не оставила его равнодушным.
— Ну а если поточнее? Что в цехе-то? — спросил он строго.
— В общем пустяки. График есть, а есть ли среди вас настоящие летчики.
После разговора с Захряпиным у Ивана Васильевича осталось странное ощущение пустопорожней надсады.
За окном вековые сосны грели на солнце оранжевые бока. Из таких при Алексее Михайловиче Тишайшем строили коломенский дворец — восьмое чудо света. Его многоярусные башни с бойницами и амбразурами превосходили антиохийские крепостью и красотой. Это подтверждал сам патриарх Антиохий Макарий, побывавший на Руси.
Низкие лучи подсветили березняк у темных чешуйчатых подножий. Молодые деревца еще не оделись в белое, нарядное, стоят скромно в зеленых крапчатых шкурках. На будущий год подрастут, прихорошатся. Так он прихорашивался на приеме. Правильно распорядился Ордынский — березу подсаживать. Дерево недолговечное. А без березы лес померкнет.
С час еще Иван Васильевич пробыл в парткоме, принимая людей. Потом, как обычно в конце дня, пошел по заводу, но этот день оказался для него неудачным.
Технический отдел помещался в первом этаже инженерного корпуса. Столы копировщиц стояли у самых окон, но сегодня Леночке Ордынской казалась сумрачной даже эта огромная комната, которую она уже полюбила.
Лена пришла сюда из десятилетки с чувством готовности и расположения ко всему новому.

Мотор рычал.

Не пойму вас, господа, — заметил генерал. — Будьте любезны, поясните...
—Я сам человек с амбицией, — деланно засмеялся Ораз Сердар. —Мне куда ни шло... Я Сердар и сын известного В пароде Сердара — военачальника Дыкма! Не ТС Та чумазым машинистам. Он же устроил мне, главнокомандующему Закаспийскими войсками, обструкцию, когда мы решили поехать за вами, ваше превосходительство... Как так, заявил он, я — глава правительства, облечен доверием народа, наших союзников, а вы, ради генерала, то есть вас, ваше превосходительство, оставляете меня одного в степи, без охраны, в обществе безвестных чабанов и какого-то бая, бельмеса...
—По форме-то он прав, — вставил Маллесон. — Но генералу себя противопоставлять не стоило. Лошади, укрытые легкими цветными попонами, боязливо ступали по камням ногами в белых чулках.
Наездники-жокеи, в легких красочных одеждах, замерзшие, в ледяных сосульках, сопровождали коней. За ними неотступно следовали цыгане, собравшиеся, видимо, со всей округи. Причмокивая, хлопая руками, восхищаясь изумительной красотой лошадей, они навязчиво просили продать «вон ту золотую» или «того вороного», совали жокеям большие свертки бумажных денег, показывали и золотые. Кое-где уже шел торг.
—Я ему оставил тогда десяток всадников, а с остальными приехал за вами. Ничего бы не случилось с этим новоиспеченным премьером за какой-то час. Из грязи да в князи...
Ораз Сердар не успел договорить, как из-за бархана показалась голова каравана верблюдов. Впереди на ишаке восседал караван-баши — предводитель каравана, бухарец в чалме, полосатом узбекском халате, за ним шагал понуро и нехотя крупный верблюд, видно уставший за долгую дорогу и будто оскорбленный тем, что его,
И сильного, красивого инера привязали к хвосту облезлого ишака.
Мотор рычал, захлебывался и вдруг заглох.

Кафыр.

И тогда имел неосторожность сказать Тигу Джонсу комплимент, что ему к лицу туркменская одежда. Вот и старается. Заставь дурака молиться, он лоб расшибет — так, кажется, говорят русские.
Тогда и самому Маллесону пришлось вырядиться в одежду туркмена, чтобы встретить, поблагодарить всех участников этой архисекретной акции. Прошла как надо: идея операции принадлежала самому Маллесону, а не Тигу Джонсу, который хотел всех комиссаров этапировать в Индию. Зачем? Так военное казначейство в трубу вылетит. Надо отправлять лишь тех, кто подает надежды. И слух распустить, что комиссары живы, но высланы в Индию, мысль тоже не из головы этого молодого хлыща.
Всадники остановились на почтительном расстоянии. Среди них Маллесон разглядел и переодетых сипаев. Спешились лишь трое —Ораз Сердар, Овезбаев, Тиг Джонс — и быстро направились к генералу. Под расстегнутым красным халатом Ораза Сердара виднелся офицерский китель с полковничьими погонами. Овезбаев поверх военной одежды со следами споротых погон надел серый дайханский чекмен—халат. Тиг Джонс с головы до ног вырядился во все туркменское, даже отпустил, как молодой туркмен, темную курчавую бороду через все лицо, от виска до виска. Позади них шагал рослый плечистый сипай, ведя на поводу для генерала игривого аргамака гнедой масти.
Они шумно поздоровались, Маллесон на радостях пошутил.
Кафыр — неверный.

Кавалькада.

Да нет, вообще в этом плане сказать нечего. Ну если только вспомнить один небольшой эпизод из не моей жизни.
В эту страшную, жестокую, несовместимую с нормальной жизнью человека стужу по улицам Комсомольска на Амуре двигались сплошные, бесконечные потоки, очень многолюдные потоки белогвардейцев, в сумасшедшей панике бегущих под чувствительным напором хорошо организованных красных частей, возглавляемых умелыми и талантливыми командирами. Спешили к переправе через тот же Амур. Волна беженцев все нарастала беспрерывно, и ничто не могло ее остановить.
На Екатеринбургской улице, справа от городского фонтана, появилась большая кавалькада.  Донские и Кубанские коннозаводчики  торопливо  подстегивали своих горячих скакунов. А те летели во всю прыть.
И вдруг все это забывается, все уходит в небытие, а остается лишь невзрачная действительность, на которую между делом можно было вообще внимания не обратить. Не заметить ее.
Когда они спустились к завтраку, Джордж спросил маму, можно ли взять с собой еду, как условились вчера.
- Да будет так, как есть, — ответила вездесущая мама, — Вы с Анной Сквотермаус по-своему постарайтесь приготовить сандвичи к завтраку.  А вы, идите в сад и нарвите спелых узнан, сходи потом в деревню, купли имбирного напитка, что пожалуй, я куплю себе имбирного напитка, Джулиан.
Так будет ли в этом году еще тепло? Мало кто сможет ответить мне на этот мой вопрос.
Так стоит ли вообще любить осень как время года. Вот я, например, ее совсем не люблю, а во время гнетущих дождей и холодных ветров вообще терпеть не могу.

В жизни.

И попросили его купить то же самое, чувствовали себя необыкновенно счастлив. Наконец они побывают на необычном ост-Джордж тоже была счастлива. Весь день уже вместе с Тимоти. Наконец все было готово. Еду уложили в две большие сумки. В первую очередь дети отправились за Тимоти. Пес был привязан к забору в глубине сада. Мальчик-рыбак тоже был там. Увил и Джордж, он усмехнулся. Но промолчал, потому что добавить ему было нечего. Что ту еще скажешь.
—Доброе утро, капитан Джордж, — приветствовал он девочку. Дети не понимали, почему
называл ее. — Тим все время лаял как сука, ждал тебя. По-моему, он знал, что : придешь сегодня.
—Конечно, знал, — подтвердила Джордж, забывая Тимоти.
Как только она освободила его, пес тут же привязался к ребятам и стал радостно крутиться вокруг них, махая хвостом и прижав уши.
—Если бы Тим был чистокровной борзой, он победил бы в любой гонке, — сказал Джулиан, восхищаясь им. — Только пыль стояла бы столбом! Тим! Привет, Тим! Иди сюда, давай здорово
Тим подпрыгнул и лизнул Джулиана, когда тот подошел к нему. Потом, успокоившись, пес всю дорогу к пляжу бежал рядом с Джордж. Время не ждет.
В жизни наших войск как в мирное время, так и в военное время караульная служба играет очень важную роль. Днем и ночью, в любую погоду караульную службу несут тысячи военнослужащих.
За время службы в Армии и на Флоте каждому солдату и матросу приходится много раз стоять часовым на посту. Быть часовым, нести караульную службу — ответственная и почетная обязанность советских воинов.
Караульная служба требует от военнослужащего глубокого знания и особенно точного выполнения уставных обязанностей, постоянной и высокой бдительности, безупречной дисциплинированности, решимости, инициативы. «Несение караульной службы является выполнением боевой задачи»,— говорится в Уставе гарнизонной и караульной служб.

Сознательная воинская дисциплина.

В армиях буржуазных государств не может быть и речи о сознательном выполнении солдатами своих обязанностей. Господствующие классы не заинтересованы в просвещении солдат, в расширении их политического кругозора. Империалисты скрывают от них истинное предназначение своих вооруженных сил, заключающееся в подавлении и угнетении трудящихся, захвате и порабощении других стран.
Дисциплина в армиях капиталистических государств строится прежде всего на обмане и подкупе, на подчинении солдатских масс воле эксплуататоров. Представители господствующих классов, офицеры и генералы поддерживают дисциплину путем идеологической обработки солдат, одурманивания и жестоких репрессий.
Капиталисты заинтересованы в том, чтобы военнослужащие выполняли свои обязанности механически. Солдат и матросов приучают к дисциплине муштрой. 1 В. И. Ленин. Соч., т. 30, стр. 416.
Моральное состояние армии, воспитанной в захватническом духе, может быть более или менее устойчивым до тех пор, пока она одерживает хотя бы небольшие победы. Встретив же решительный отпор, такая армия начинает утрачивать свою дисциплину и боеспособность. «В тот момент,— говорил В. И. Ленин,— когда очнувшийся солдат начинает понимать, что калечение и смерть происходит единственно из-за интересов буржуазии,— разложение не может не проникнуть в массы»
Сознательная воинская дисциплина — это гранитная крепость, делающая Советскую Армию и Флот непобедимыми и несокрушимыми. «Сила нашей армии,— говорил Н. С. Хрущев на приеме в Кремле выпускников московских военных академий,— состоит в том, что офицеры, сержанты и солдаты являются верными сынами советского народа. У них одни цели, одни задачи... Советская Армия сильна прежде всего высокой идейностью и сознательностью своих бойцов и командиров».

Русские летчики.

Русские летчики положили начало высшему пилотажу — фигурному полету. В 1913 году летчик П. И. Нестеров первый в мире блестяще выполнил «мертвую петлю»: описал полный круг в вертикальной плоскости. В 1914 году он впервые в истории авиации применил новый прием воздушного боя — таран. Этот воздушный бой Нестерова положил начало истории истребительной авиации.
На полях сражений авиация впервые появилась в годы первой мировой войны.
Первым самолетом-истребителем отечественной конструкции был самолет С-16, вооруженный пулеметом, стрелявшим через винт. Одновременно с появлением этого истребителя в русской армии были созданы первые истребительные авиационные отряды.
В 1915 году русские летчики впервые применили атаку наземных целей, ведя пулеметный огонь с предельно малой высоты полета. Впоследствии такой полет был назван бреющим, а подобные действия авиации получили название штурмовых действий.
Первый в мире гидросамолет лодочного типа был сконструирован русским конструктором Д. П. Григоровичем.
Развитие авиационной техники и опыт ее использования в первой мировой войне способствовали появлению таких родов авиации, как бомбардировочная, истребительная, штурмовая и разведывательная.
Военно-воздушные силы Советского государства организационно оформились в мае 1918 года, когда по указанию В. И. Ленина было организовано Главное управление Рабоче-Крестьянского Красного Военно-воздушного флота. 10 августа 1918 года при Реввоенсовете было создано Полевое управление авиации и воздухоплавания действующей армии.
В годы иностранной военной интервенции и гражданской войны советская авиация выполняла различные боевые задачи. Авиационные отряды, несмотря на их малочисленность, успешно действовали против вражеских войск на различных фронтах.

Шорох.

Сзади послышался шорох, и Андрей вскочил, как ошпаренный: змея? Нет, это ему показалось. Сел, отпил глоток спирта из фляги, завернулся с головой в палатку: так безопаснее. Под палаткой было душно, глаза слипались, но тем и лучше — скорей бы уснуть.
И снова: что это? На него набрасывается собака, хватает за сапоги, за рубаху, тянется к горлу. Андрей вскрикивает и... просыпается. С минуту вглядывается в темноту: «Где это я? Ах, да, горы...» И вдруг лихорадочно ощупывает карманы брюк, голенища, палатку и, лишь найдя браунинг за пазухой, облегченно вздыхает: «Слава богу!»
Сидя на корточках, Вано приблизил губы к уху Донцова и прошептал:
—Нехорошо, ай, как нехорошо: ты картошку чистил, воду носил, а ужин фрицы съели.
—Брось дурачиться! — рассердился Степан.— Положение такое, а ты со своими шутками! — Он даже толкнул Пруидзе, и тот шлепнулся так, что под ним что-то хрустнуло, расплылось по земле.
—Сметана, сметана! — зашептал Вано.

Марш.

Медленно должен идти к своим и рассказать об этом. Пруидзе еще раз махнул рукою на север и скомандовал:
— Марш!
Кернер зашептал слова молитвы и торопливо засеменил по тропе, поминутно оглядываясь и ожидая выстрела. Но никто так и не выстрелил в него...
...В полдень состоялись похороны. Вместе с погибшими военными опустили в братскую могилу и тело старого казака Матвея Нечитайло.
После первого боя гарнизон заметно поредел. О пополнении не приходилось и думать, все надежды — на оставшихся в живых. Но защитники Орлиных скал не падали духом. «Гарнизон уменьшился, зато силы наши увеличились!» — говорил командир. И это было вер¬но: вместо одного пулемета стало три, в глубине скал наготове трофейные минометы. Корректировать огонь теперь можно по телефону. Солдаты подобрали на поле боя все, что могло пригодиться для обороны перевала. На кухне появились походные термосы. Наталка обзавелась медикаментами. А Донцов наконец-то обулся в добротные яловые сапоги.
Обходя гарнизон, Головеня увидел странно одетого солдата: мундир и пилотка его были почему-то вывернуты подкладкой вверх. Заметив лейтенанта, солдат заулыбался, подбежал.
—Убийвовк? — удивился Головеня.
—Так точно! Ось я взрнувся... Разрешите доложить?..
—Постой, как же это?
—Та всэ просто, товарищ лейтенант. Мы там у них, як нимци, булы. А шкуру я вжэ тут вывэрнув, щоб свои не кокнулы: так всэ-такы не ясно, чи я ни-мыць, чи грэк.
В таком же одеянии заявился и Якимович.
Они принесли с собой килограммов тридцать тола, который добыли на заминированном мосту. Трудно было проникнуть в район моста, но бойцы переоделись в форму убитых ими немецких саперов и сняли часового. Пока Якимович собирал тол в мешок, Убийвовк исправно караулил мост.
Головеня радовался, что солдаты благополучно вернулись и теперь станут в строй, на место погибших.

Враг.

Это было под Минском. Враг пытался с ходу захватить город. Его танковые колонны нагло, с зажженными фарами шли по дорогам, ведущим к столице Белоруссии. Фашисты предвкушали легкую победу. Но советские воины подготовили удар сокрушительной силы. Запылали вражеские танки. Два дня и две ночи длился ожесточенный бой. Воины 100-й стрелковой дивизии сожгли 300 немецких танков, истребили четыре полка вражеской пехоты, полностью уничтожили танковый полк, разгромили моторизованный полк и отдельный мотоциклетный батальон противника. Таков был итог первой встречи дивизии с фашистами.
Следующий крупный бой 100-й дивизии с гитлеровцами произошел у Ельни. Измотав и обескровив врага, части дивизии вместе с другими соединениями перешли в наступление. Велики были наступательный порыв советских воинов, их воля к борьбе и победе. Окружив фашистские войска, советские воины разгромили их. Советские воины в этом сражении проявили небывалый героизм. «Раненые, как правило, не покидают поле боя»,— доносил командир дивизии. За эти героические бои 100-й стрелковой дивизии было присвоено наименование 1-й гвардейской стрелковой дивизии.
Так зародилась советская гвардия.

Пехотинцы.

Советские пехотинцы, защищая Родину, приумножили славу русского оружия. Они взяли все лучшее из боевых традиций русской пехоты, которой издавна принадлежала выдающаяся роль в исторических победах нашего народа над земными захватчиками, и проявили высокие морально-боевые качества.
После победы Великой Октябрьской социалистической революции, в годы иностранной военной интервенции и гражданской войны, пехота была главной силой Советской Армии, обеспечившей в тяжелых условиях разгром многочисленных врагов молодой Советской республики. На полях сражений пехотинцы проявили массовый героизм, умение, упорство и настойчивость.
В годы Великой Отечественной войны советская пехота показала высокие образцы боевого мастерства, отваги, выносливости, стойкости в обороне и стремительности в наступлении.
Жестокий враг остервенело рвался в глубь нашей страны, угрожал Ленинграду, вплотную подошел к Москве. Советские воины сражались с беспримерной храбростью и мужеством. Соединениям, проявившим особый героизм, было присвоено наименование гвардейских. Гвардейцами стали и воины 100-й стрелковой дивизии.
Июньской ночью 1941 года эта дивизия впервые встретилась лицом к лицу с фашистами.

Марш.

Он немного тянул вниз. Степан метнулся к коряге, но она, покрытая слизью, выскользнула из рук, как живая, и тотчас спазма отчаяния перехватила горло. Страшным грузом показалась винтовка: давит, тянет ко дну. А сверху накатывается, накрывает с головой бешеная волна водоворота.
Но нет, Донцов не хотел, не собирался сдаваться! Напрягая все силы, он вырвался из тисков буруна, начал грести туда, к левому берегу: хоть там враги, но там и друзья, там горы, куда ушли многие...
Набежавшая волна опять ударила в лицо, винтовка сползла со спины, оказалась под животом, да это уже не беда: вот он, берег, совсем близко. Русло реки становится шире, прямее, и течение поспокойнее... Только руки налились свинцом, трудно поднять. Во сто раз тяжелее стала винтовка. Как бы не потерять ее...
 Донцов нащупал тугой намокший ремень ребенок, с трудом перекинул его назад, на плечо, и почувствовал, как ноги касаются дна. Воды оказалось по грудь. Опираясь на винтовку, солдат, пошатываясь, медленно побрел к берегу. Но едва добрался до осоки, как тут же упал лицом в нее. Винтовка вывалилась из рук, и он уже не слышал, как она плюхнулась в воду.
...Будто сквозь сон доносятся непонятные крики. Сильный удар в бок приводит солдата в сознание. Он открывает глаза и видит перед собою фашиста. Тот приказывает встать, обшаривает карманы Степановой гимнастерки, комкает намокшее письмо, из которого выпадает совсем раскисшая фотокарточка... — Перед, марш! — командует немец. Измученный, босый, без пилотки идет Степан Донцов по лугу, а в трех шагах за его спиной грузно шагает фашист. «Вот сейчас,— думает Степан,— у тех вон кустов поднимет автомат и... конец...» Он готов обернуться, броситься на врага, но руки, заломленные за спину, совсем онемели под крепким мокрым ремнем.
Уныло глядя вдаль, идет Степан Донцов на верную смерть. Хмурой громадой возвышаются впереди Кавказские горы Там, в горах, наверно, уже пробиваются на перевал его друзья. Не отрываясь, смотрит он на седые вершины гор, над которыми парят орлы, и на глазах у него — слезы.

Напряжение.

Они могут выдержать большое боевое напряжение, сохраняя способность к дальнейшим действиям.
Мотострелковые войска предназначаются для решения различных задач. Основные из них следующие: уничтожить или пленить живую силу противника и захватить его технику; захватить местность, прочно ее закрепить и удерживать, отражая все попытки противника овладеть ею.
Таким образом, несмотря на бурное развитие артиллерии, танковых войск и появление новейших средств вооруженной борьбы, мотострелковые войска играют важную роль в современном бою.
Для удобства ведения боевых действий, а также управления войсками создаются мотострелковые подразделения, части и соединения.
Подразделения организационно строятся так, чтобы обеспечивались высокая подвижность на поле боя и быстрота развертывания в боевой порядок, удобство управления, способность вести упорный и длительный бой в любых условиях обстановки, возможность самостоятельно вести боевые действия и наносить мощный огневой удар с больших и малых дальностей.
К подразделениям мотострелковых войск относятся отделение, взвод, рота и батальон.
Боевые подвиги советской пехоты в боях за свободу и независимость нашей Родины.

Мальчики должны.

Но лицо его по-прежнему оставалось хмурым, и дети немножко побаивались его. Они были рады, что он будет работать в другой части дома.
—Где Джордж? — спросил он строгим голосом.
—Опять ушла куда-то, — ответила с досадой тетя Фанни. — Я говорила ей, чтоб она осталась дома и встретила родственников.
—Она хочет, чтобы ее отшлепали, — сказал дядя Квентин. Дети не могли понять, шутит он или говорит серьезно. — Надеюсь, ребята, вам здесь будет хорошо. И может быть вам удастся хоть немного образумить Джордж.
В Киррин-коттедже не было свободных комнат, и поэтому мама с папой, быстро поужинав, поехали ночевать в отель в ближайший город. На следующий день после завтрака они должны были отправиться в Лондон. Они попрощались с детьми.
Джорджина так и не появилась.
—Жаль, что мы не увиделись с Джорджиной, — сказала мама. — Передай ей огромный привет и скажи, что мы надеемся, ей понравится играть с Диком, Джулианом и Анн.
И родители уехали. Дети почувствовали себя немного одинокими, когда увидели, как большая машина исчезла за поворотом дороги. Но тут тетя Фанни повела их наверх показывать комнаты, и вскоре они перестали грустить.
Мальчики должны были спать в одной комнате, которая находилась под крышей дома. Из окна этой комнаты открывался великолепный вид на бухту, что привело их в полный восторг. Анн должна была спать в комнате с Джорджиной. Эта комната, окна которой выходили на болота позади дома, была меньше, чем у мальчиков. Но из одного бокового окна было видно море, и это очень обрадовало Анн. Комната была хорошая. На окне стояли алые розы.
—Мне так хочется, чтобы пришла Джорджина, — сказала Анн тете. — Интересно, какая она?
—Ну, что тебе сказать? Она маленькая, смешная девчонка, — ответила тетя. — Иногда она бывает резкой и упрямой, но сердце у нее доброе. Она преданная и справедливая. Если вы подружитесь с ней, то навсегда останетесь для него друзьями.

Дончак.

Расцветал нэп, начал работать ипподром, а вместе с ним и его вечный спутник — тотализатор.
Они уже несколько раз были вместе на ипподроме и поняли, что одинаково ценят грацию и красоту хорошей, рысистой лошади. У каждого из них имелись книги о конном спорте, каждый знал родословную знаменитых рысаков того времени, и особенно всемирно известного Гамильтона — прославленного английского рысака, успешно выступавшего на ипподромах всех европейских столиц.
В этот раз они приехали рано, шла разминка лошадей. Вдруг Борисов схватил за локоть Лерса и вскрикнул:
—Посмотрите... какой экстерьер! Какой экстерьер! Помереть можно,— и указал на молодого жеребца в яблоках.
Потом сорвался с места и побежал к конюшням. Скоро вернулся и, запыхавшись, сообщил:
—Продают, продают, я договорился, трехлетка,— и стал описывать достоинства красавца жеребца.
—Дончак? — спросил Лерс.
—Какой дончак? Какой дончак? — возмутился Бори¬сов и медленно отчеканил: — Ор-ло-вец! Чистых кровей! Все бумаги в полном порядке!
Теперь уже загорелся Лерс:
—Надо купить, во что бы то ни стало купить!
—Не волнуйтесь, я уже договорился. Пойдемте на конюшню, поторгуемся с владельцем.
—А как же с конюхом? — взволновался Лерс.
—Наймем и человека, который ухаживает за лошадью.

Автоматическое оружие.

В отечественной войне 1812 г. русская армия, ударную силу которой составляла пехота, возглавляемая замечательным полководцем Кутузовым, разгромила считавшуюся непобедимой армию французского императора Наполеона.
Современные мотострелковые войска, созданные на основе прежней пехоты, коренным образом отличаются от нее как по вооружению, так и по организации и способам ведения боевых действий. Основным вооружением мотострелковых войск стало автоматическое стрелковое оружие. Кроме того, они имеют средства для борьбы с танками и самолетами противника, а также для выполнения задач ближнего боя (противотанковые и осколочные ручные гранаты, холодное оружие).
Автоматическое оружие, состоящее на вооружении мотострелковых войск, позволяет вести огонь непрерывно не только с остановок, но и в движении, в том числе с бронетранспортеров.
Бой мотострелковых войск завершается уничтожением противника массированным огнем из автоматического оружия, ведущимся как с остановок, так и в движении.
Имея разнообразное и мощное вооружение и обладая способностью быстро и легко применяться к местности и использовать ее свойства для укрытия и ведения огня, мотострелковые войска могут вести длительный и упорный бой и совершать быстрый и стремительный маневр в любое время года и суток, при всякой погоде и на разнообразной местности.

Здесь ведь не Европа.

В этот раз они приехали рано, шла разминка лошадей. Вдруг Борисов схватил за локоть Лерса и вскрикнул:
лучшего мюрида имама Гоцинского, мусульманского вождя Северного Кавказа. Далгат быстро освоился с «работой» и «надежно» обеспечивал наблюдение.
В квартире был установлен прямой телефон из кабинета Лерса. Иногда он звонил и давал «наблюдающему» специальное задание: проводить, шагая позади примерно в десятке саженей, того или иного нужного человека. Далгат все исполнял аккуратно и тут же возвращался на свой пост.
Как-то ночью из автомобильной поездки явился взволнованный Болд и сообщил Лерсу, что за ним по всем признакам следили чекисты, сопровождая его по улицам города, и он привез обратно все продукты, побоявшись заехать во двор святейшего патриарха Тихона.
Лерс вместе с Болдом ночью явился на квартиру к Борисову и поднял его с постели.
—А как дальше быть? — спросил Лерс у Борисова.
—Утро вечера мудренее,— сонно проговорил тот.— Завтра мы с вами собираемся на ипподром, вот там что-нибудь и придумаем. Конечно, ездить на машине по темному и безлюдному городу неосторожно. Здесь ведь не Европа, машин совсем мало, и они обращают на себя внимание...
Лерс и Борисов уже стали друзьями, и кроме работы их связывало еще и то, что оба были страстными лошадниками.

Завтра мы.

Как-то ночью из автомобильной поездки явился взволнованный Болд и сообщил Лерсу, что за ним по всем признакам следили чекисты, сопровождая его по улицам города, и он привез обратно все продукты, побоявшись заехать во двор святейшего патриарха Тихона.
Лерс вместе с Болдом ночью явился на квартиру к Борисову и поднял его с постели.
—А как дальше быть? — спросил Лерс у Борисова.
—Утро вечера мудренее,— сонно проговорил тот.— Завтра мы с вами собираемся на ипподром, вот там что-нибудь и придумаем. Конечно, ездить на машине по темному и безлюдному городу неосторожно. Здесь ведь не Европа, машин совсем мало, и они обращают на себя внимание...
Лерс и Борисов уже стали друзьями, и кроме работы их связывало еще и то, что оба были страстными лошадниками. Расцветал нэп, начал работать ипподром, а вместе с ним и его вечный спутник — тотализатор.
Они уже несколько раз были вместе на ипподроме и поняли, что одинаково ценят грацию и красоту хорошей, рысистой лошади. У каждого из них имелись книги о конном спорте, каждый знал родословную знаменитых рысаков того времени, и особенно всемирно известного Гамильтона — прославленного английского рысака, успешно выступавшего на ипподромах всех европейских столиц.

Маклинток.

Американские продукты своим сотрудникам и приближенным, выменивал на них на рынке ценности, то расхищение Юровских продуктов на периферии было еще более откровенным.
Инспектора АРА в уездах оказались, как на подбор, бывшими белогвардейцами. Они и комплектовали местные комитеты РАКПД из бывших земских начальников, офицеров, попов и эсеров, участвовавших в чехословацком восстании и поддерживавших самарскую учредилку.
Один эсер уговорил членов Исаклинского комитета РАКПД подписать составленный на десяти листах план свержения Советской власти и установления нового строя. Это письмо-план было передано в миссию АРА, и оттуда поступил обоз с продовольствием в поддержку формируемого подполья.
В Пугачевский уезд приехал из миссии АРА американец Маклинток, быстро связался с местным попом и муллой, а те в свою очередь свели его с атаманом банды, куда вскоре тоже прибыл обоз с продовольствием.
Деревенские кулаки стали наживаться на американских продуктах.
В селе Алексеевка кулак Пелевин, возглавляющий РАКПД, получал продукты на тысячу детей, а выдавал обеды только 500 детям.
Во многих селах кулаки из РАКПД составляли фиктивные ведомости контингента столовой, вписывали в них умерших детей, вымышленные фамилии, присваивали себе продовольствие, предназначенное голодающим.
В селе Большая Глушица мне рассказал один старик:
«Большеглушицкие комитетчики понастроили себе дома за ворованный хлеб, спирт пьют ведрами, хлеб, фасоль, рис кулаки продают пудами, а детям выдают по четверти фунта хлеба, чем-то замутят воду и называют супом...»
В Бугурусланском уезде сельсовет намеревался провести ревизию столовых и проверить правильность выдачи продуктов. Местный кулак, возглавляющий РАКПД, написал в сельсовет письмо: «Комитет АРА разъясняет, что на проверку.

Но вскоре.

Денег не жалейте, жить там будете сами. Дадим вам надежного человека, пусть наблюдает за нашей конторой,— он сделал паузу,— ведь здесь говорят, что ВЧК — это сильная организация и их агенты кое-что стоят.
—Это вы правильно решили. Наблюдение необходимо. Я вам помогу, да и мне здесь, рядом, жить удобнее.
Через несколько дней конспиративная квартира была готова. Первые дни визуальные наблюдения вел Генри Болд (Мудрый). Через занавески хорошо просматривался переулок и угол улицы.
Агент ежедневно докладывал Лерсу, что «все идет пока нормально». Но вскоре Болда взяли на ночные автомобильные поездки по городу — для доставки американских продуктов «особым клиентам», и вместо него появился рослый, но юркий кавказец по имени Далгат. Его вызвал сюда «на службу»  из Дагестана сам Борисов  и представил как лучшего мюрида имама Гоцинского, мусульманского вождя Северного Кавказа. Далгат быстро освоился с «работой» и «надежно» обеспечивал наблюдение.
В квартире был установлен прямой телефон из кабинета Лерса. Иногда он звонил и давал «наблюдающему» специальное задание: проводить, шагая позади примерно в десятке саженей, того или иного нужного человека. Далгат все исполнял аккуратно и тут же возвращался на свой пост.

Откровенно скажу.

Откровенно скажу — мне нужны деньги, валюта, и как можно больше, я надеюсь их у вас здесь заработать.
—Но я вижу — вы русский патриот, и мало ли куда позовут вас ваши дела,— заметил Лерс.
—Я приехал сейчас с Кавказа и непременно вернусь туда. Там собираются надежные горские отряды для нового наступления на Советы. Правда, это произойдет не так скоро. Мой друг кавказский князь, о котором я вам говорил, ведет необходимую подготовку. Мы надеемся, нас будет финансировать сам миллиардер Генри Детердинг.
—А как же русские патриоты в эмиграции, борющиеся только за единую и неделимую Россию? — остановил его Лерс.
—О! Эта аристократия в эмиграции... они там в салонах только тем и занимаются, что формируют будущие российские правительства, а мы здесь должны рисковать жизнью. Хватит с меня того, что я горел в английском танке, тонул в Черном море... Я теперь уже имею право сам выработать план спасения России, а не быть только простым его исполнителем.
—Я вполне доволен вами, господин Борисов, и надеюсь, мы будем сотрудничать успешно. Кстати, где вы теперь обитаете в Москве?
—Все там же, у Лизы Мансуровой. Спасибо ей, она меня приютила.
Джон Лерс вспомнил, что шеф поручил ему подготовить конспиративную квартиру напротив конторы АРА, и предложил:
—Игорь Николаевич, найдите неподалеку, в Мало-Спиридоньевском переулке, хорошую отдельную квартиру с окнами на наш особняк.

Слава богу.

Если бы кто-нибудь понаблюдал за ним в этот момент, то, вероятно, удивился бы. Приезжий ходил по Новочеркасску не как турист, а как человек, хорошо знающий город и кого-то разыскивающий.
Действительно, Коля Сизов уверенно свернул в одну боковую улицу, потом в другую, потом попетлял по переулкам и вышел на Биржевой спуск, по которому Крамнис когда-то ходил на связь к полковнику Лукьянову. Он уверенно вошел во двор и постучался во флигель, где жил полковник. Назвал пароль, и его впустили. Он застал самого Лукьянова. Там находился и Маматов.
Оба встревожились и насторожились, когда незнакомец протянул полковнику конверт. В нем оказалась та самая половинка удостоверения Пензенского совнархоза на имя Петренко, которую в свое время им предъявил Крамнис. У Лукьянова и Маматова отлегло от сердца: они давно ждали вестей от Крамниса, и вот он наконец откликнулся. Слава богу!
В конверте лежала также записка инженера Борисова, приглашавшая гражданина Лукьянова пожаловать сегодня в гостиницу «Золотой якорь», в комнату № 17, для переговоров о работе в изыскательской партии.
В гостиницу пришли оба — Лукьянов и Маматов.
Борисов встретил их приветливо, но все же потребовал вторую половину удостоверения Пензенского совнархоза.

Предатель России.

Петренко попросил показать ему личные дела бывших офицеров. Но не тут-то было! Генерал оказался не так прост.
— Не-е-т, батенька! Конечно, советский чиновник вам бы все сразу выложил, а меня другим порядкам учили. Извольте обратиться к моему начальнику, бывшему полковнику Тринкелю. Он разберет вашу просьбу и, если сочтет нужным, распорядится. Тогда я с удовольствием...
Петренко вышел и — прямо к Тринкелю. Тот внимательно изучил его документы и в просьбе отказал:
— Комендант станции подчинен нам, и мы считаем, что у него военспецов вполне достаточно.
Другой бы ушел. Но разведчику нельзя отступать, да и некуда: списки офицеров были крайне необходимы.
Петренко сделал рискованный шаг:
— Я одновременно выполняю поручение ЧК, поэтому мне главным образом нужны списки бывших белых офицеров.
Тринкель ответил более мягким голосом:
— Это другое дело! Сразу бы так и сказали.
Он вызвал делопроизводителя Захарова, дал ему необходимые распоряжения — и через какой-нибудь час Петренко, окрыленный успехом, покинул военкомат.
На другой день он явился с докладом к Лукьянову. Тот тоже был доволен, но встревожился при упоминании о полковнике Тринкеле.
— Он изменник! Предатель России! Я сам, я сам,— твердил он распаляясь,— я сам был председателем военно-полевого суда, и мы этого мерзавца приговорили к повешению!

Но я думаю.

Я предупредил хозяина, что мои друзья здесь, рядом, их много, в случае чего разгромят его кабачок, а шхуна «Апостолис» пусть тогда забудет дорогу в Новороссийск.
Ксандопуло благополучно отвез меня в Феодосию. Через две недели на той же шхуне я вернулся обратно. С греком мы стали друзьями. Вот и недавно он меня с комфортом доставил из Батуми в Новороссийск.
—Да у вас, можно сказать, есть своя личная шхуна,— заметил Лерс.
—Она мне всегда пригодится, мало ли что... В любое время можно отплыть в другие края,— самодовольно заявил Борисов.
—Но я думаю, сейчас это вам не потребуется. Вас будет защищать американский флаг,— с апломбом возразил Лерс.
—У нас, у русских, есть пословица: «На бога надейся, а сам не плошай».
На лице Лерса появилась легкая улыбка. Он спросил:
—Каковы в настоящий момент ваши планы, Игорь Николаевич?
—О... планы у меня грандиозные.
—А все же? Мы — деловые люди и должны знать, как долго сможем пользоваться вашими услугами. Судя по вашему опыту и возможностям, приходится опасаться, что вы оставите нас на полпути, как русские говорят — «у разбитого корыта».
—Не волнуйтесь, мистер Лерс, я намерен поработать с вами подольше.

Отлично!

Ночью Зявкин по прямому проводу доложил Дзержинскому, что Новочеркасская ЧК располагает шифрами, явками, паролем в Крымский штаб Врангеля.
— Отлично! — похвалил Дзержинский.— Раз у нас есть пароль, надо поскорей снарядить туда подходящего человека! Есть у вас такой?
Зявкин ответил, что у него находится Борисов из ВЧК. Он готов выполнить задание.
— Всецело одобряю эту операцию! — поддержал Дзержинский и попрощался.
ИНСПЕКТОР СТАВКИ
Спустя недели три в Новочеркасск прибыли по документам ВСНХ инженер Игорь Николаевич Борисов и техник-геодезист, он же секретарь, Коля Сизов, совсем еще молодой парнишка. Приезжие завалили номер гостиницы геодезическими инструментами и разными ящиками. Из бумаг следовало, что инженер и техник направлены в Новочеркасск и Ростов затем, чтобы найти наиболее подходящее место для строительства большого завода сельскохозяйственных орудий.
Инженер объяснил администратору гостиницы, что в городе они пробудут недолго, а больше намереваются разъезжать по области и делать геодезическую съемку, для чего и привезены все эти громоздкие ящики и инструменты, но комнату они хотели бы оставить за собой.
Приезжие разложили вещи, умылись с дороги, напились чаю, и техник-секретарь пошел побродить по городу.

Голос.

Более полувека прошло с момента выхода этой брошюры. Но мы и сейчас как бы слышим ленинский голос:
«Препровождая при сем брошюру «Исполняйте законы Советской республики», обращаю внимание на перепечатанный в ней закон, изданный VI Всероссийским съездом Советов.
Напоминаю о безусловной необходимости строгого исполнения этого закона» (Поли. собр. соч., т. 51, с. 45).
В чем В. И. Ленин видел смысл подготовки этих документов?

Нам этом все и закончилось, ура!

Текст.

В 1939 году был утвержден новый текст Военной присяги, приведенный в соответствие с принятой в 1936 году Конституцией СССР. Было утверждено и новое Положение о порядке принятия присяги.
Действующий ныне текст присяги утвержден Президиумом Верховного Совета СССР 10 июня 1947 года.
Военная присяга и Положение о порядке принятия ее помещены в Уставе внутренней службы Вооруженных Сил Союза ССР.
60
Советская Военная присяга является выражением подлинно народного характера наших Вооруженных Сил, их благородных
целей и задач.
Принимая присягу, советские воины торжественно заявляют о своей готовности по приказу родного правительства тотчас же выступить на защиту социалистического Отечества и отстаивать его мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.

Но, самое главное.

Но ни экономические трудности, ни смятение отдельных художников, конечно, не были в состоянии остановить литературный процесс, помешать формированию литературы нового мира.
Правое дело Октябрьской революции неудержимо влекло к себе честные и горячие сердца писателей. Вместе с революционным народом оказались не только многие выдающиеся художники, которые и ранее активно участвовали в освободительном движении масс, — М. Горький, А. Серафимович, В. Маяковский, Д. Бедный. На сторону Октября решительно встали и некоторые из прогрессивно мыслящих писателей, прежде далеких от идей пролетарской революции, — А. Блок, В. Брюсов, С. Есенин.
Но, самое главное, революция способствовала пробуждению творческой энергии в широких народных массах, притоку в литературу множества новых дарований.
В. И. Ленин не раз говорил, что у революционного народа непременно должна образоваться своя, новая художественная интеллигенция, потому что «интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников» (т. 51, с. 48). И в литературу действительно пришли новые таланты. По воспоминаниям современников, «невероятными темпами» шел рост литературы в начале 20-х годов: «Чуть ли не каждый день приносил новое имя и новое, — конечно, «замечательное» произведение». Новые, неизвестные до того имена писателей доносились из Поволжья и Средней Азии, Крыма и Закавказья, Сибири и Дальнего Востока, со всех концов страны. «И чем неизвестное было имя, тем больше возбуждало оно надежд».
С приходом этих авторов в литературу создавался, по существу, новый тип писателя — активного общественника, непосредственного участника великой социалистической стройки. Большинство из них, прежде чем стать писателями, были солдатами революции. Д. Фурманов являлся комиссаром легендарной Чапаевской дивизии, А. Фадеев партизанил на Дальнем Востоке, Вс. Вишневский служил пулеметчиком в Первой Конной армии, был командиром и политработником на Балтийском и Черноморском флоте, Б. Лавренев командовал бронепоездом на Южном фронте, Л. Леонов участвовал в разгроме Врангеля в Крыму, К. Федин и Н. Тихонов защищали Петроград от Юденича и т. д. Начальной литературной школой для них послужило участие во фронтовой красноармейской печати. Перед этими людьми не возникало вопроса, принимать или не принимать революцию. Это была их революция, она вдохновила будущих литераторов своими идеями, одарила темами и сюжетами, познакомила с героями времени. А новые герои и новый жизненный материал потребовали и новых средств художественной выразительности.
Творческий метод социалистического искусства складывался и утверждался в напряженных идейно-художественных исканиях Его принципы вырабатывались в соревновании различных эстетических условий.

Мы одни.

Я его подозвал, показал золотую десятку и спросил:
—Есть шхуны греческие? Мне бы до Крыма. Он сделал вид, будто не понял, и отошел. Положение было безнадежным. Выйдя из кабачка, я остановился в темноте, за кипарисом. Вдруг подкатила огромная телега, запряженная парой лошадей, навстречу вышел хозяин — и началась выгрузка больших железных бидонов. Я понял — контрабандный спирт. Быстро выскочил из темноты и скомандовал:
—Стой! Чья контрабанда? Я сотрудник милиции! Схватил за руку маленького, щуплого грека и повел в кабачок.
—Ваши документы! — потребовал я.
Грек предъявил мне иностранный паспорт на имя Ксандопуло, владельца шхуны «Апостолис».
—Откуда спирт?
—Здесь, в порту, купил у итальянцев.
—Так! Конфискуем весь спирт.
Ксандопуло начал меня просить: «Мы одни, никто не узнает, возьмите два бидона. Мне надо уплыть как можно скорее. Не задерживайте меня».
Тогда я сказал, что я не сотрудник милиции, а русский офицер и мне надо пробраться в Феодосию. Плачу золотом. Ксандопуло необычайно обрадовался. Позвал хозяина кабачка, быстро сварили черный кофе — и вскоре втроем, как истинные друзья-левантийцы где-нибудь в Пирее, в гавани, сидели, пили кофе, посасывали настоящую анисовую и заедали пахлавой.

Хорошенькое «и все».

Крамнис напишет и подпишет что угодно. Видно же, что он трус и не прочь остаться в живых. Значит, письмо к Лукьянову напишет. Это самое главное. Остальное пойдет как по маслу... Надо, товарищ Лисин, оцепить дом, где живет Крамнис,— конечно, незаметно. Я войду туда вместе с ним, как его приятель, который поможет ему уложить вещи. Благо, меня здесь никто не знает. Он попросит свою дамочку отнести письмо по адресу не раньше и не позже, чем завтра утром. А сегодня вечером она проводит нас на вокзал. Вот и все. Не сомневайтесь, он сопротивляться не будет. А если паче чаяния вздумает ерепениться, вы заберете его — и все.
— Хорошенькое «и все»! Он нам провалит все дело! — возразил Лисин.
— Не провалит. Он хочет жить,— твердо заявил Зявкин и повернулся к Борисову: — Мы все думали, как перебросить вас к Врангелю. И вот все само идет в руки. Есть пароль, будет письменная информация этого молодчика. Что еще надо?
— Правильно! — согласился Борисов.— Лучшего не придумаешь. Крамнис останется у вас заложником. Так мы ему и скажем, он обязательно должен это знать...
Все прошло гладко.
Вечерний поезд увез Зявкина, Крамниса и Борисова в Ростов.

Вот и приходится.

Подошли элегантно одетая дама и господин в котелке.
—А, госпожа Модзилевская... господин Котляр! Как ваши успехи?
—Сегодня рынок замечательный, столько ценных антикварных вещей,— прощебетала дама.
—Да, есть стоящие вещи, мы кое-что приобрели для вас, сэр,— пробасил господин в котелке.— Только у нас маловато чеков на продовольственные посылки. Да и те мы уже реализовали. Нельзя ли получить еще?
—О, это несложно! — Хайнес достал бумажник, отсчитал десять чеков и передал мужчине: — Действуйте, господа! Желаю успеха!
Борисов вопросительно посмотрел на Хайнеса.
—Не удивляйтесь, господин Борисов. Полковник тоже хочет жить. И потом, не я один. В Москве — Хаскель, в Европе — Браун. Да и министру Гуверу надо послать что-нибудь уникальное из России. Вот и приходится русским сотрудникам АРА промышлять на рынке. Пойдемте, я вам покажу нечто более интересное...
Они попали в группу странных, невзрачных личностей, как будто бы ничего не продающих и не покупающих. Хайнес подозвал одного из них:
—Лазарь! Покажите моему спутнику, что у вас есть новенького и оригинального.
Лазарь, длинный и худой, оглянулся и недоверчиво посмотрел на Борисова.
—Не бойтесь, это мой хороший друг,— воодушевил его Хайнес.
Лазарь еще раз оглянулся и гортанным голосом пробормотал что-то непонятное. Их тотчас окружила и закрыла от толпы группа людей.
Лазарь достал из-под полы маузер в новенькой колодке:
—Не угодно ли, господин, из самой последней английской партии, вот и сто патронов к нему.
—Берите, Борисов, я плачу,— поощрял Хайнес.— Сколько, Лазарь, стоит?

Товарищи.

Принятие Военной присяги происходило в торжественной обстановке. Вот как принималась Военная присяга бойцами одного из полков Чапаевской дивизии. Полк имени Степана Разина принимал клятву в строю в присутствии жителей села.
—    Товарищи! — обратился командир полка Михайлов к бойцам.— Поклянемся перед гражданами села Сухоречки и всей Республики разбить Колчака. Не дадим врагам — подлецам топтать нашу землю! Постоим за родные поля и фабрики с заводами, за жен своих и детей, за матерей и отцов-стариков!
—    Клянемся! — в один голос ответил полк.
В марте 1922 года, когда окончилась гражданская война, ВЦИК принял постановление «О приведении к присяге всей Красной Армии и Красного Флота». Был установлен единый день принятия присяги — 1 мая и одинаковый для всех порядок ее принятия. Воины присягали коллективно, в строю, во время парада.

Недалеко от Туапсе.

Недалеко от Туапсе он нашел какого-то турка-контрабандиста и договорился с ним о нашей доставке в Феодосию. Я предупреждал князя об опасности, так как приходилось слышать, что турецкие контрабандисты выбрасывают в море своих пассажиров. Куда там! Князь не хотел и слушать. Дали мы турку задаток — пять золотых десяток. Остальные сто рублей обещали заплатить на месте, в Феодосии. Не успели мы отплыть и двух миль, как в трюм ввалились четыре турка, вооруженных кинжалами. Сопротивляться было бесполезно. Нас взяли «под белы ручки» и вышвырнули за борт. Хорошо еще, турки попались «добрые» и следом бросили пробковые пояса. Часов через пять мы еле живые прибились к берегу. К утру высушились, ожили. Я отправился в Новороссийск пешим порядком в надежде оттуда опять пробираться в Крым, благо у меня в непромокаемом поясе были зашиты документы и золотые червонцы. Князь остался гол как сокол и отправился к себе на Кавказ берегом Черного моря.
В Новороссийск я попал уже вечером. Заглянул в порто вый кабачок «Сан-Суси». Осмотрелся: много иностранных моряков, преимущественно итальянцев, с торговых судов. Засиделся допоздна. Хозяин-грек уже поглядывал на меня подозрительно.