Начальник полиции.

Чтобы не было слышно криков и стонов, рот заткнули тряпками.
Так же мучили и остальных арестованных. Четырнадцатилетнюю Тамару Романову Тейдеманис подвесил на «качели» за ноги и нещадно бил.
В конце концов обеих Романовых — и юную Тамару тоже — палачи расстреляли без суда, а о «Красной стреле» так ничего и не узнали.
Начальник полиции безопасности и СД Остланда полковник Фукс снова взъярился.
— Вы тут возитесь с бабами, а партизаны живут себе, в ус не дуют.
Директор закрыл крышкой магнитофон, снял его со стола, смахнул пылинки.
— Поговорим без магнитофона.
— Дело не в этом. Это я так, к слову. Я не понимаю их. Раньше понимала, что они хотят, когда сбегают с уроков, когда не учат уроков, когда любят, когда не любят, а теперь не понимаю. Вы, надеюсь, читали газету?
— Да, читал. Но что газета! Живой человек дороже газеты. Мы вас знаем лучше.
— Так вот, они меня простили. Наказали с помощью газеты, а теперь простили. Злые мальчики и девочки решили, что учительницу можно простить. Ее не переделаешь, не сдашь в макулатуру, в металлолом. Я действительно утратила радость от школы, я порой их даже боюсь. Они это почувствовали и встретили меня сегодня, как добрые мальчики и девочки. Они решили на мне испытать свою доброту.
— Что же тут плохого? Мы их учим доброте.

Уйдет в песок.

Что касается соседей, то...
— Не стоит сейчас поднимать те вопросы, какие можно решить в рабочем порядке, — мягко упрекнул респектабельного мужчину Усманходжаев, а потом к Тихову: — Нам бы хотелось послушать ваши планы.
— Проверим заводы, из которых вышел недогруз. Проанализируем всю документацию. Второе, выясним источники поступения денег на взятки.  И, наконец,  изучим во всем деле руководителя объединения.
Шадибердыева? — с явным  удивлением уточнил хозяин кабинета. Да, так оно и было задумано.
Одно могу сказать: Каимбек Шадибердыевич — уважаемый   человек.  Член  бюро  обкома.  Депутат.   Необоснованные обвинения могут иметь самые нежелательные последствия. Он, юзможно, недоглядел. Каждого жулика не схватишь за руку. Да   и   как   можно   руководителю   подменять   БХСС, — кивок в сторону Кадыралиева: — Вы выделены в помощь товарищам 13 Москвы? - Да.
— Имейте перед собой главную задачу — предупредить товарищей от опрометчивых поступков. Внушите специфику нашей республики.
— Понятно.
— Уйдет в песок и это дело. Как с подземельем. Как десятки других. Не первое, не последнее. Нас еще и обвинят.
— Мы, Рашмаджан Кадырович, не лыком шиты. К тому же мы здесь никому не подчинены. Ну, а провокации, подобные этим.

Девочки переглянулись.

Но калитка скрипела не для нее.
Когда-то Анна Ивановна отчитывала жившую рядом великовозрастную девицу, жаловавшуюся на несчастную любовь:
— Полы, матушка, мой почаще! Стирка большая в этом случае тоже хорошо помогает.
Полы в доме мылись теперь до блеска два раза в неделю, к неудовольствию мужчин, чувствовавших себя на сверкающих половицах стесненно. Но толку от этого было мало.
В девятом классе Кира была уже влюблена. Она и ее подружка. И не в какого-нибудь мальчишку, а во взрослого мужчину. Максим Лаврентьевич заметил даже, что Кира похудела. Подруги тогда увлекались плаванием, и им обеим понравился один физкультурник, инструктор по плаванию. Физкультурник казался девочкам таким неотразимым, что они решили показать его Алексею. Именно показать. Познакомить они не могли, потому что сами не были с ним знакомы.
Алешу привели на водную станцию, посадили на деревянную трибуну у самой воды. Пришел инструктор, снял широкие байковые штаны и в плавках прыгнул в воду. Алеша протер очки, пристально посмотрел и с ужасом, самое неприятное было то, что слова его прозвучали совершенно искренне, сказал:
— Господи, девочки, какой он страшный!
Девочки переглянулись, и Алеша тотчас почувствовал, что огорчил их.
— Может быть, он только в мокром виде такой? — пытался поправиться Алеша.

Что-то в голосе его.

Что-то в голосе его и в блеске глаз испугало Киру. Она отшатнулась и упала бы, если б Григорий не удержал ее за руки.
— Меня тянет к вам. Я ненавижу воздух между нами! Григорий обнял ее сильно, грубо, поцеловал в губы,
потом в шею, в плечо, сразу оттолкнул от себя и вскочил.
А Кира вдруг расплакалась. Не слезами-каплями, которые умеют, не тревожа отягощенных тушью ресниц, вытирать в уголках глаз кружевным платочком опытные женщины, а навзрыд, всхлипывая, сморкаясь и кривя рот. И говорила она заикаясь, захлебываясь слезами, стоя в доброй сажени от Григория.
— Не любите вы меня. Я же вижу. Даже злитесь на меня, как будто я вынуждаю вас. Незачем было все это.
Она повернулась и зашагала в сторону от станции.
Григорий за голову схватился: «Ой, мама!» Кира быстро уходила по направлению к Загорску.
— Да не туда! — в отчаянии закричал он. — Вернитесь! Ничего я вам не сделаю. ..
Кира сообразила, что без него ей не выбраться из этой проклятой рощи, и вернулась, остановившись опять же в сажени от Григория.
— Идите впереди, — сказала она дрожащим голосом. — Я не хочу, чтоб вы меня видели...
И он зашагал впереди, как арестант под дулом автомата.
В поезде Кира дала себе слово не взглянуть на него и не взглянула.

Она даже адреса его не знает.

Сидели на разных скамейках. Когда шли по перрону, Григорий искоса видел ее несчастное, заплаканное лицо, распухшие губы. В такси она вошла первой и, не поднимая глаз, сказала с ненавистью:
— Если можете, отправьте меня одну. А деньги я вам после получки вышлю.
Он сунул шоферу все, что у него было, и, мерцая красным огоньком, машина ушла.
«Он больше не придет. Ну и пусть, пусть!» Киру душил гнев. Сейчас же, сию минуту отослать ему эти проклятые деньги! Выходя на Лосинке, она спросила у шофера: «Сколько?» Сумма оказалась значительной.
Но хоть бы и были деньги, куда посылать? Она даже адреса его не знает. Ничего, после получки Она поедет, разыщет на заводе Дмитрия Петровича и попросит его передать. А вдруг Воронин догадается? Да, так она сделает только в крайнем случае. А в каком же? Ядовитый голос опять подсказывал: «Не придет, не придет».
С каждым днем становилось все труднее возмущаться. Писала ли она на работе протокол заседания или пыталась усвоить историю крестовых походов, воспоминание о Григории, о его голосе, о коротком сильном объятии не покидало ее, как болезнь. И все сильнее мучило нараставшее с каждым днем желание увидеть. Хоть еще раз!
Впервые Кира узнала, что скрип калитки можно услышать из самого отдаленного уголка сада.

С кем может он по-дружески.

С кем может он по-дружески, отблагодарив затем щедрым подарком, а с кем и по Не обращал внимания на взволнованность главного инженера, который сидел, сцепив намертво пальцы рук.
— Убирайте, уважаемый, — закончив таскать пачки из карманов и водрузив спортивную сумку на кучу трехрублевок, сказал Халимов. — Сорок тысяч. И вот накладные. На триста тонн.
— Фактический вес?
— Сто пятьдесят тонн. За документами, что товар принят, приеду завтра, — приложил руку к сердцу. — Пусть в доме вашем, уважаемый, будет мир и достаток. Пусть ханум приносит больше сыновей...
Замок отщелкнулся, дверь резко отворилась, и в кабинет вошло сразу несколько человек. Среди них был и таксист. Он и заговорил первым:
— Плати, хозяин, за дорогу. Тут, как я вижу, тебя не дождешься.
Такого нахальства Халимов никак не ожидал. Возмущение пересилило даже испуг и привело его в бойцовское настроение:
— Я уже платил.
— Когда? Нечего мозги пудрить! Вон какими деньжищами  швыряешься,  а бедного таксиста  норовишь обжулить.
Так улетела из кошелька Халимова еще одна полсотня. Но время выиграно, чтобы определить свое поведение. И первый же вопрос: « Какова цель дачи взятки?» — он парировал с искренним возмущением:
— Какой такой взятка?!

Записывая адрес.

Он почтительно попросил разрешения проводить. Она посмотрела на него уже без всякого смущения, укоризненно и сделала движение — уйти. Григорий удержал ее за локоть. Она резко отстранилась.
— У вас, наверно, есть родители?— торопливо заговорил он, преграждая девушке дорогу. — Позвольте мне с ними познакомиться. Я в Москве совершенно один. У меня здесь почти нет знакомых.
 Услышав, что военный приезжий, Кира отчет почувствовала себя нелюбезной и заколебалась. «А еще москвичка! — подумала она. — Пусть, в самом деле, придет. Отец и Алеша его примут». Она сдержанно представилась, но тотчас и раскаялась в этом. И, резко повернувшись, ушла.
Прищурясь, Григорий глядел ей вслед, пока она не вошла в здание библиотеки. Улыбка сошла с его лица, он чувствовал себя чем-то встревоженным. Хотя, в сущности, что особенного произошло? В конце концов, можно к ней и не ехать. Тем более и далеко. Но тут же подумал, что может забыть адрес, и вынул блокнот.
Записывая адрес, Григорий увидел в блокноте номер телефона, давно улегшийся в памяти, и удивился, как мог он забыть. Ведь он не виделся с Лилей несколько месяцев.

Сейчас она настолько прогнила.

Хотя на нем и было совершенно конкретно обозначено подземелье, где находились слитки, мальчик не мог сообразить, где они сейчас находятся.
— Эй, смотрите, здесь есть дверь в другое подземелье! — неожиданно воскликнул Дик. — Клянусь, это подземелье, которое мы ищем! Клянусь, слитки здесь!
Спуск в подземелье.
Четыре фонаря мгновенно осветили деревянную дверь. Она была большая, массивная, сбитая огромными гвоздями. От радости Джулиан заво¬пил и бросился к ней. Он чувствовал, что за дверью подземелье, где, конечно же, хранили что-то.
Однако дверь была плотно закрыта.
Сейчас она настолько прогнила, что, не выдержав веса Тима, проломилась, и пес упал вниз Джулиан сдвинул крышку, и дети увидели колодец. Он был такой глубокий и темный, что невозможно было даже разглядеть дно. Джулиан взял камень и бросил вниз. Ребята пытались расслышать плеск воды, но не смогли. Либо в колодце уже не было воды, либо он был очень глубоким!
— По-моему, он очень глубокий, вот мы и не услышали ничего, — сказал Джулиан. — Да, но где же тогда Тим?
Мальчик посветил фонариком в колодец. Тим был там. Когда-то очень давно большая плита упала в колодец и застряла в нем. На этой старой треснутой плите и сидел Тим. Его большие глаза с ужасом смотрели вверх. Пес не понимал, что с ним произошло.